"Я рисовал купола церквей в школьных тетрадях"

Беседа с создателем мелкописных икон Владимиром Цыбиным

Не имея никакого специального художественного образования, Владимир Егорович Цыбин вот уже почти 40 лет пишет удивительные иконы.

— Владимир Егорович, расскажите немного о своих иконах. Они выглядят очень нарядными, мы привыкли к иконам в более строгом исполнении.

— Скажу сразу, что идея делать иконы столь нарядными принадлежит не мне. Я лишь развиваю стиль, основанный ещё в XVII веке, а затем доведённый до очень высокого уровня в конце XIX-го такими известными мастерами, как Осип Чириков и Михаил Дикарёв.

Появлению икон, богато украшенных орнаментом, способствовали развитие и расцвет купечества. На Руси сложилось богатое сословие с ярко выраженными вкусами, стали устраиваться домовые церкви, и, как сказали бы сегодня, началась конкуренция среди купцов. Каждый хотел самую яркую и самую дорогую икону, надо было удивить соседа. И такие иконы заказывали у самых именитых художников и не жалели никаких денег на них. А дальше спрос рождал предложение: стали появляться мастерские, специализирующиеся на иконах именно для состоятельных граждан.

Многим сегодня известны палехские шкатулки, которые расписаны в стиле миниатюрного письма. А техника эта была отработана именно на иконах. Славилась своими иконами и Мстёра. Именно оттуда, из Мстёры, вышли многие известные иконописцы, например тот же Чириков. Была ещё в своё время знаменита деревня Холуй, которая по своему иконописному статусу стояла не ниже Мстёры.

Иконы миниатюрного письма тогда назывались мелочными — от слова "мелкое". Их можно называть и миниатюрными, но тут легко впасть в заблуждение о размерах иконы — важна техника письма, а не площадь рисунка. Хотя мне приходилось писать образы на очень маленьких поверхностях, например брошах или кольцах.

Я же называю стиль, в котором пишу иконы, мелкописным. То есть это очень мелкое письмо. И если дать ему определение, то я бы сказал так: мелкописная икона — это сочетание традиционной иконописной графики и миниатюры. И повторюсь, всё это имеет давние традиции.

— Видно, что работа ваша очень кропотливая. Сколько времени вы тратите на одну икону?

— По-разному. Я пишу не только мелкописные иконы, но и расхожие молельные образы. На вторые у меня уходит несравнимо меньше времени — в пределах недели. А вот нарядные иконы занимают времени от двух месяцев и больше. Икону Богородицы я писал больше полугода. На ней более 100 клемм, и каждая детально прописана.

— А как у вас получаются столь мелкие элементы? Они выглядят так, словно нарисованы на компьютере, а затем напечатаны на принтере. Есть какой-то секрет?

— Конечно, есть! На протяжении 40 лет каждый день по 12–14 часов работаешь, и потом всё выходит само собой. И знаете, я часто смотрю на готовую икону, и такое ощущение, что не я её писал. Я её как будто в первый раз вижу. Кто-то водил моей рукой. Это очень глубокое переживание.

— А как давно вы испытываете такие переживания? Как давно вы пришли к вере? Что стало точкой отсчёта?

— У меня нет ответа на этот вопрос… Мне его уже задавали. В моей жизни не было какого-то конкретного события, после которого я пришёл в храм и стал верующим человеком.

Был такой случай у меня. Когда я был ещё учеником средних классов, то как-то вызвали в школу моих родителей. И знаете за что? Я рисовал купола церквей в тетради. Меня просто восхищали эти формы, золотые кресты. А были 1960-е годы. Все вокруг были атеистами. Отец у меня коммунист. А я им — кресты. Как это объяснить — я не знаю. Вера во мне была всегда, и есть. И я уверен, что будет до последнего.

— Владимир Егорович, когда вы начали писать иконы? Тоже во времена безбожия?

— Я не думаю, что у нас когда-то были такие времена. Гонения были на Церковь, да. А Бог всё равно оставался с нами, иначе мы просто не выжили бы.

Первую икону я написал ещё в 1970-х годах. Тогда не было никаких иконописных школ, не было иконописцев. Вообще темы такой не было. Но жизнь складывалась так, что я постоянно был среди икон.

У меня нет никакого художественного образования. Всё, что я посещал, так это классы рисования при Академии художеств. И то их не закончил. Но, имея некие способности к рисованию, сразу после армии я попал на работу в объединение "Реставратор". Через мои руки прошло множество самых разных икон — и по стилю, и по сохранности, и по своей ценности.

Так вот, раньше, когда мастер реставрировал икону, скажем, для музея, то он часто делал с неё список. Благодаря этому возобновлялись уже утраченные традиции и техники, а простые художники становились иконописцами. А когда реставрируешь икону, работаешь над каждым слоем, погружаешься вглубь иконы, то постигаешь самые основы иконописного дела.

Позже, когда я стал "вольным художником", то основным моим заработком была именно реставрация икон. Старинные иконы во времена перестройки вдруг появились в огромном количестве, и почти все они нуждались в помощи. И если тогда почти все они вывозились за границу, то сейчас меня очень радует тот факт, что начался обратный процесс: иконы возвращают в Россию.

— А как вы стали писать именно мелкописные иконы?

— Как-то мне показали несколько икон Осипа Чирикова и Василия Гурьянова. XIX век. Я смотрю на них и не понимаю, как они написаны. Я стал изучать, ходить в архивы музеев, осваивать техники, что-то изобретать. У меня к тому времени был достаточный опыт в миниатюре, я и шкатулки расписывал, и кольца, и все эти навыки мне очень пригодились.

А уже в этом веке появился спрос на новописанные иконы. Если в 1990-х всех интересовали только старинные иконы, то сейчас всё больший интерес к современным иконописцам. Это даёт толчок к появлению новых иконописных мастерских, новых мастеров. Хотя не всегда они справляются со своей высокой задачей: иногда видна спешка, незнание канонов, непонимание… Но, думаю, время всё расставит на свои места.

— А на ваши мелкописные иконы сегодня большой спрос? Можно ли их увидеть в храмах?

— Не могу сказать, что спрос большой. Он есть. Устойчивый. И хорошо, что так. У меня на одну мелкописную икону уходит два месяца и более. Представляете, что будет, если вдруг увеличится спрос? Я просто не смогу с ним справиться. А спешки в таких делах быть не должно. Плюс я пишу достаточно молельных икон и для храма Петра и Павла в Сестрорецке, прихожанином которого являюсь, и для наших прихожан. В этом храме можно увидеть достаточно моих работ, хотя именно миниатюрного письма там немного. Задачи несколько иные. А мелкописные иконы пишутся в основном под заказ. Я их после сдачи заказчику больше не вижу. Одна, правда, есть и у меня дома — это образ Божией Матери "Всех скорбящих Радость". Я его всем с удовольствием показываю.

— Владимир Егорович, что для вас самое важное в иконописи?

— Я думаю, что работа над иконой — это всегда сотворчество художника с Богом. Сам по себе, один, человек не напишет молельный образ. В ликах будут читаться человеческие черты, появятся характеры… А этого быть не должно. Чем глубже ты погружён в процесс работы над иконой, чем тоньше твой молитвенный настрой, тем "правильнее" получается икона. И когда православный человек будет потом молиться перед такой иконой, то ему будет легче настроиться на общение с Богом, потому как с иконы на него будут смотреть не глаза человека, но глаза Отца нашего Небесного.

И я не знаю, хорошо это или плохо, но я всегда к иконе относился не только как к молельному образу, но и как к произведению искусства. Я всегда старался сделать икону максимально качественно. Нет в работе над иконой места мелочам. Важна каждая деталь. Даже если это орнамент на раме, я тружусь над каждой едва заметной линией так, будто она самая важная в иконе.

— Владимир Егорович, есть ли у вас ученики, есть кому передавать свои знания и опыт?

— Вопрос достаточно болезненный для меня… Учеников нет. Были художники, которые хотели поучиться. Но очень быстро сдавались. В миниатюрном письме самое главное — это практика. Годы и годы практики. Необходимо поставить руку, научиться быть одним целым с кисточкой, оказаться на самом её кончике. А до того времени, когда получится первый достойный результат, пройдёт много-много месяцев. В сегодняшней суете желание так трудиться встречается у людей не часто. Но я не отчаиваюсь. Вся моя жизнь — Божий Промысл, и я надеюсь, что так будет и дальше. Если Богу угодно, чтобы я передал свои умения, значит, придут и ученики.