Легенды о цитре кото

Японская традиционная музыка столь же притягательна, сколь и непроста для понимания европейцев. Даже сейчас, когда современная японская музыка так сильно отличается от своих истоков под влиянием европейских веяний, всё же её самобытный характер направляет слушателей к созерцанию, к поиску внутренней тишины и познанию красоты природы.

Один из самых известных, богатых символическими смыслами инструмент традиционной музыкальной культуры Японии — 13-ти струнная цитра кото.

О кото существует множество легенд, сопровождающих как его возникновение, так и само название, а также есть многочисленные упоминания о нём в сакральных текстах синто.

Происхождение самого слова "кото" неясно. Первым упоминанием о кото в литературных источниках считается легенда о "Небесном Говорящем Кото" — Амэ-но норигото, записанная в мифологическом своде "Кодзики" ("Записки о деяниях древности"), 712 г.:

"Тогда [бог Оо-намудзи] того бога за волосы взял, к каждой стропилине того покоя [по волосу] привязал, скалой, что только пятьсот человек притащить могли бы, двери того покоя завалил, свою жену, Сусэри-бимэ, на спину посадил, тотчас же того великого бога Меч Долголетия, Лук и Стрелы Долголетия, а ещё его Небесное Говорящее Кото с собой прихватил и убежал, а тут Небесное Говорящее Кото задело за дерево, и по всей земле звон пошёл".

В данном контексте кото представлял собой музыкальный инструмент, имевший сакральное значение. Хисао Танабэ полагает, что первоисточником явилось слово "ото" (по-японски "звук").

Существует сказка о происхождении самого инструмента из тела дракона, который выбрался на берег моря. Там его нашли странствующие музыканты и изготовили из него цитру. Следы этой сказки сохранились в названии частей инструмента, у которого есть голова дракона, хвост дракона, живот дракона…

В реальной истории происхождения инструмента кото прослеживается его связь с родственной китайской цитрой чжен, также имеющей 13 струн. Существует старинная легенда том, как были изобретены корейский каягым и китайский чжэн:

Две сестры поссорились из-за цитры сэ, сделанной из бамбука, каждой из них хотелось его иметь. Ни одна не хотела уступать другой, и тогда они распилили инструмент на две части, причём на одной из получившихся цитр было 12 струн, а на другой — 13. Первая сестра уехала в Корею, и с тех пор корейский каягым имеет 12 струн, а вторая — в Китай, и поэтому у китайского чжэна струн на одну больше.

Интересно, что иероглиф "кото" состоит из двух частей: "бамбук" и "ссора".

Кото был ввезён в Японию в начале эпохи Нара или чуть раньше её наступления (710–794), однако задолго до этого в Японии существовала свой разновидность цитры — яматогото. Изображения исполнителей на цитре находят на погребальных скульптурах ханива, датирующихся концом V — началом VI века. Аналогичные находки существуют и на территории соседней Корее, что позволяет сделать вывод не только о древности традиционных цитр, но также о их большом значении в религиозной, ритуальной и сакральной практике.

В поэтической антологии "Манъёсю" можно встретить упоминания о яматогото именно как о вместилище неких потусторонних субстанций, в том числе и духов умерших людей:

Когда возьму я в руки кото,

То раньше звуков появляется печаль.

А, может быть,

В глубинах кото

Скрывается моя жена?

Вся культурная традиция игры на японской цитре пронизана единением с природными звуками, любованием природой. Неслучайно в "Повести о Гендзи" можно встретить такие строки:

"…японское кото звучит особенно проникновенно и ярко в осенние вечера, когда окрестности залиты холодным и ясным лунным светом. Причём играть лучше не в глубине покоев, а на вольном воздухе, чтобы звуки струн свободно сплетались с голосами насекомых".

На протяжении истории музыка кото тщательно оберегалась, далеко не всех допускали к её освоению.

В романе "Уцубо-моногатари", написанном во второй половине X века, сам инструмент кото предстаёт перед нами как часть эзотерического, "сокрытого" знания о музыке и о звуке.

Один из финальных эпизодов романа описывает концерт в доме Накатада, на котором мать Накатада играет на волшебном кото:

"…посыпался частый град, на небе неожиданно показались облака, звезды пришли в движение. Но небо не было устрашающим, облака были удивительно красивыми. Собравшиеся в передних покоях сидели очень тесно, и было очень душно и влажно, но вдруг повеяло прохладой. На душе у них стало легко, жизнь представилась им бесконечной. Казалось, в звуках музыки было сосредоточено все благоденствие, которое могло быть на свете. Госпожа продолжала играть в том же ладу. Звуки становились все чище и чище и поднимались к небу. Сердца слушающих сдавила печаль. В небесах загрохотал гром, земля содрогнулась. Музыку можно было слышать далеко вокруг, в горах и лесах. Звуки стали более скорбными, и все, кто внимал им, вдруг осознали, что нет ничего постоянного в мире, и залились горькими слезами"…

Музыке, исполняемой на кото в сопровождении ритуального пения сакральных текстов, мантр, приписывали огромную силу, называемую котодама, "душу слова". По этой причине, оказавшись в руках человека со злыми помыслами, эти знания могли бы принести миру много бед. Именно поэтому Накатада передаёт свои знания, доставшиеся ему от матери и её отца Тосикагэ, только своей дочери Инумия, убедившись перед этим, что она чиста душой и помыслами и музыкально одарена. При этом Накатада стремится научить дочь сочетать игру на кото со звуками окружающей природы, выражая при этом буддийскую доктрину изменчивости всего сущего:

"Весной проникать мыслью в пение соловья в горы, окутанные лёгкой дымкой, в ароматы цветов. В начале лета думать о крике кукушки поздней ночью, о блеске утренней зари, о роще звёзд, сияющих на небе. Осенью думать о дожде, о яркой луне в небесах, о насекомых, стрекочущих каждое на свой лад, о шуме ветра, о небе, виднеющемся сквозь багряные листья клёна.

Зимой — об изменчивых облаках, о птицах и зверях; глядя при блеске утра на покрытый снегом сад, представлять себе высокие горные пики, ощущать течение воды в глубине чистых прудов. Глубоко чувствующим сердцем и высокой мыслью объять самые разнообразные вещи. Следя за их изменениями, познать изменчивость всего сущего. Задуматься, как выразить всё это в звуках кото. И таким образом проникнуть, благодаря музыке, в суть тысячи вещей".

Существует ещё одна сказка — уже даосская, о природе звука и игра не цитре. Путь кото в Японию начался из Китая, и образы этой сказки помогают проникнуть в тайну магии кото, как приёмника традиций китайских цитр.

Cреди многочисленных произведений искусств, заполнявших зал императорского казначейства, была одна древнейшая цитра, к которой уже долгое время никто не осмеливался прикоснуться. Легенда гласит, что корпус этого музыкального инструмента когда-то был вырезан из дерева Kiri (адамово дерево).

В незапамятные времена это дерево считалось царём леса, оно стояло в ущелье Лунгмен, и, как говорили мастера по Фэн-шуй, именно в нём был заложен очаг всей энергии. Его надменная голова вела беседы с ветром и звёздами, а глубокие корни питались дыханием дракона Земли. Дух дерева имел невероятную силу, и инструмент, который вырезал из него мастер-волшебник, был свиреп и не приручаем.

Лишь изредка встречались музыканты, которым удавалось его настроить, но ещё реже те, которые бы могли издавать из него какие-то мелодичные звуки. Первый, кто всё же осмелился играть на этой цитре, стал легендарный Жёлтый император Хуан-Ди. Особые мелодии его игры могли разгонять тучи и посылать дожди. В последующие века были ещё некоторые великие мастера музыки, под чьими руками священная цитра издавала гармоничные звуки, как бы давая тем самым понять, что она этих людей признает и приветствует.

Однако с течением многих династий все, кто пытался заиграть на ней, издавали нестройные и жалкие неблагозвучия. Вероятно, это был знак того, что эпоха настоящих музыкантов подошла к концу. Однажды император задумал выбрать нового мастера для игры на цитре, которую он принёс в зал казначейства. Ему хотелось знать, существует ли ещё кто-то, чьё искусство не утратило своей божественной силы, или же этот дар канул безвозвратно в Лету. Итак, по всей империи были объявлены условия конкурса.

Все знали об особенностях этой цитры, поэтому лишь немногие музыканты собрались у ворот дворца. Им очень не хотелось терять лицо перед Сыном Неба, и, пятясь назад, они всё же покорились испытанию. Но то, чего они боялись больше всего — произошло на самом деле; звуки, извлекаемые ими из инструмента, издавали скрип, писк и визжание, вызывая тем самым различные гримасы на лице императора и всего двора. Было явно видно, что ни один из музыкантов, пришедших с четырёх концов империи, не в силах доставить удовольствие аудитории.

Затем подошла очередь уличному музыканту — одному из тех шутов, которые играют птицам на соснах, рыбам горных рек и паломникам во дворах храмов. Он с благоговением взял в свои руки цитру, поглаживая то место, откуда должен издаваться звук так, словно пытался приручить упрямого коня. Одной рукой он слегка касался каждой струны, а другой настраивал. Его лицо сияло улыбкой возлюбленного, который любовался своей избранницей.

Потихоньку стали звучать волнообразные чистые звуки, они то поднимались, то затихали, как приливы и отливы прибрежных волн. Несмотря на то, что на дворе стояла глубокая осень, все почувствовали, как тёплый ветерок проник в залу и принёс свежий аромат цветущей вишни. Лица собравшихся засияли от радости и умиротворения, а музыканты, стоявшие рядом, распознали в этой музыке образ Kiao (дух весны).

Внезапно музыка ускорила свой темп и приняла тональность Чжи. Тёплый ветерок, играющий под балками, напоминал пение сверчков, пульс неутомимо стучал в жилах, и в телах бурлила жизнь. Почётные гости разом потеряли самообладание, они кивали головами, ритмично покачиваясь в такт волшебной музыки. Некоторые даже встали и пошли в пляс, но тут неожиданно звуки приобрели замедленный темп, имеющий тональность Ю. И сразу завыл ледяной ветер, огибая мраморные колонны, по всему залу закружились снежинки, вызывая беспредельную тоску и плач у всего дворянского собрания.

Цитра проиграла свою последнюю ноту, которая ещё долго раздавалась в углах зала. Затем понемногу звуки стали утихать, и, наконец, воцарилась глубокая тишина. Казалось, прошла целая вечность, когда император вдруг заговорил, выйдя из странного оцепенения. "Поздравляю, вам удалось, как никому другому, добиться успеха. Я назначаю вас своим учителем музыки. А теперь скажите нам своё имя, и где вы обучились такому редкому мастерству".

Бродячий музыкант тихо улыбнулся и сказал: "Меня зовут Пеивох, ваше Величество. По моему скромному мнению, другие потерпели неудачу из-за того, что хотели услышать свою собственную музыку. Что же касается меня, то я предоставил цитре самой сделать свой выбор. Поэтому невозможно будет сказать, если это Пеивох играл на цитре или же цитра играла на Пеивохе. Благодаря этому божественному инструменту, я окончательно реализовал свою мечту музыканта, мне нечего больше искать, так как это являлось единственной целью моего появления здесь".

Он осторожно положил цитру у подножия трона и переступил порог большой двери, обитую золотом. Очнувшись от потрясения, император тут же велел схватить того, которого он себе выбрал в учителя музыки. Но осенний туман уже поглотил его тень.