Путь ищущего и откровение нашедшего: Будда

Что является предпосылкой для глубокой трансформации личности?

Это ряд бытийных вопросов: Кто я? Зачем я? Откуда пришёл? И куда уйду? И когда человека перестают удовлетворять варианты ответов, которые заранее подготовлены институтами власти, идеологии, образования и религии, он умирает как существо профаническое, и, надевая на себя "одежды ищущего", пускается в путь…

Тема духовного кризиса имеет глубокие корни в истории культуры и религии, в мировых духовных традициях. На наш взгляд, как теоретическое осмысление, так и практическое психотехническое творчество, невозможно без соприкосновения с пространством духовного наследия человечества. Многие выдающиеся фигуры в духовной истории человечества от шаманов до святых, мудрецов и основателей великих религий (Будда, Иисус, Мухаммед, Рамакришна, Бодхидхарма, Фома Аквинский, Ефросиния Полоцкая, Иосиф Флавий, Иоанн Богослов, Сергий Радонежский, Тереза Авильская, Хасан аль-Басри и др.) пережили духовный кризис, который инициировал их духовное развитие и становление.

В культурах всех времён к состояниям, которые вызывал духовный кризис, проявлялся глубокий интерес и благоговейная осторожность, граничащая со страхом перед интенсивностью и неуправляемостью самим процессом. Происходило осмысление сущности духовного кризиса, описание его этапов, возможных "стоянок" (суфизм) и опасностей духовного путешествия, были разработаны групповые и индивидуальные способы работы с подобными состояниями.

В начале Нового времени накопленная тысячелетиями мудрость была по-юношески отвергнута. Её заменили модели психики, основанные на строго материалистической философии природы. Психиатрия, наложив свои трафареты на духовные переживания человека, отнесла мистические состояния и деятельность мировых религий и духовных течений в область психопатологии.

На протяжении первой половины двадцатого века академическая психиатрия находилась под влиянием трёх основных концепций: биологической школы, бихевиоризма, психоанализа. Все они сводили сложную душевную организацию психики человека к органическим процессам мозга, простым биологическим рефлексам и примитивным инстинктивным влечениям. Ни одна из этих систем не оставляла места для духовности и связанным с ней переживанием духовного кризиса (по Грофу).

Развитие науки во второй половине 20 века характеризовалось стремлением каким-то образом вернуть чувство "духовного". Об этом свидетельствует возвращение интереса к вопросам "вечной философии" (Р. Бекк, Э. Андерхилл, А. Лавджой, О. Хаксли), появление экзистенциально-гуманистического направления в психологии, альтернативного бихевиоризму и психоанализу (Р. Мэй, А. Маслоу, Г. Олпорт, К. Роджерс, В. Франкл), возникновение антипсихиатрии Р. Лэйнга и Д. Купера с их радикально новым пониманием безумия и новой стратегией лечения душевнобольных. С этого момента личность как уникальная целостная система с присущей ей возможностью самоактуализации стала предметом изучения гуманистической психологии.

Уже К.Г. Юнг отмечал близость приёмов западной психотерапии к буддистской психопрактике (во многом и получивших её "через вторые руки" непрямых культурных заимствований), признавая, что его путь "постижения мира буддийской мысли лежал не в направлении изучения истории религии или философии. К знакомству с взглядами и методами Будды, этого великого учителя человечества, побуждаемого чувством сострадания к людям, обречённым на старость, болезни и смерть, привёл меня профессиональный интерес врача, долг которого — облегчить страдания человека".

В VI в. до н.э. практически каждый житель Северной Индии мог быть знаком с одной из трёх философских теорий:

1. Ортодоксальным индуизмом, беспрекословно признающим авторитет касты браминов, основанный на ведийских знаниях и строгом соблюдении ритуалов и предписаний.
2. Аскетической практикой и медитацией, которую проповедовали независимые духовные учителя (отшельники-шраманы), которые не признавали авторитета Вед и поэтому находились в оппозиции к традиционным учениям.
3. Материалистической и гедонистической философией школы локаята, объявившей основной целью жизни получение удовольствия.

Эта эпоха характеризовалась развитием торговли, оттоком населения в города, и как следствие, ослаблением внутриклановых связей и племенных традиций. Эти причины вынуждали людей искать новые духовные ценности.

Современная действительность несравнима с той эпохой по достижениям научного и технологического прогресса, но все остальные параметры (девальвация привычных ценностей, нестабильность общественных структур, изменение социального окружения, потеря привычных перспектив развития, ослабление традиционных духовных основ) схожи по своему внутреннему содержанию. Возрождение интереса к вопросам духовности, попытка их осмысления на новом интеллектуальном уровне с последующей перспективой насыщения профанической жизни духовными смыслами — естественна как на уровне отдельной личности, так и общества в целом. Именно такая ситуация способствует инициации массового духовного кризиса.

В этой статье мы можем определить духовный кризис как состояние глубокой временной и пространственной трансценденции личности (понимаемый в трансперсональной психологии как "бытие за пределами Эго в оболочке из кожи") в результате полной девальвации привычных ценностей индивидуума в материальном, социальном и духовном. В эмоциональном отношении оно характеризуется переживанием различных форм страха (в т.ч. страха смерти и безумия), глубокой тоски, чувства тотального одиночества, сопровождается признаками депрессии, тенденцией к изолирующему поведению, субъективному переживанию состояния безумия и символической смерти.

Представление о личности "как о совокупности общественных отношений", "системного образования", "целостного образа себя" не является чем-то новым. Личность как совокупность отношений, впервые определили не классики диалектического материализма. Эта идея, как на уровне концептуальном, так и на уровне психотехническом, глубоко разработана в классическом буддизме.

Именно Будда Шакьямуни разворачивал, изменял, трансформировал личность через осознание того, что она является совокупностью отношений. Понятие "упаданы" в буддийской психологии показывает, как личность сканируется через определённые отношения, и любое отношение проявляет состояние, структуру, динамику личности. Любой внешний акт выявляет внутреннюю структуру личности: отношение к себе, отношение к своему телу, отношение к другим людям, отношение к тому, что происходит…

Отметим, что Будда — это не имя собственное и не титул. Будда (санскр.) — "Достигший Прозрения", "Просветлённый высшим знанием", "Осенённый истиной", "Тот, кому открыты все законы мироздания", "Достигший Нирваны". Нирвана (санскр.) — угасать, как светильник или как солнце на закате. Нирвана трактуется как конечное освобождение, особое состояние духа, преодоление земных страстей и желаний, полный покой вне бытия и вне времени. В тексте "Абхидхармы" Васубандху Нирвана определяется как "состояние абсолютного уничтожения" (всего, связанного с материей или физическим миром). Таким образом, природа Будды — это присущий каждому живому существу потенциал полного Просветления, возможность достичь Нирваны.

Что является предпосылкой для трансценденции личности и девальвации ценностных ориентаций?

Это ряд бытийных вопросов: Кто я? Зачем я? Откуда пришёл? И куда уйду? И когда человека перестают удовлетворять варианты ответов, которые заранее подготовлены институтами власти, идеологии, образования и религии, он умирает как существо профаническое, и, надевая на себя "одежды ищущего", пускается в Путь.

Именно этот акт материального и социального самоуничтожения произвёл принц Сидхартха (563–483 гг. до н.э.) в возрасте 29 лет, будучи максимально реализованным, в обоих планах. Будда, выросший в условиях райского благополучия, изобилия и красоты, получивший великолепное образование и воспитание воина, муж и уже даже отец, имел в своём распоряжении все возможности для дальнейшей блестящей реализации в материальном и социальном. Но именно такая организация его жизни, сформированная по приказу его отца, царя Шуддходхана из Капилавасту, в итоге стала роковой ошибкой, т.к. спровоцировала слишком мощное разрушение иллюзии гармоничной жизни принца в сравнении с окружающей действительности.

Столкновение Сидхартхи с четырьмя знамениями: нищетой, болезнью, старостью и смертью, потрясло сознание принца, но более всего — понимание, что это неизбежный удел всех людей. И после встречи со спокойным нищим аскетом Сидхартха принял решение: "Я сделаю то, что сделал этот человек. Я откажусь от всех богатств и последую своим путём. Покинув мир с его удовольствиями, я обрету спокойствие и познаю истину, с помощью которой научу людей преодолевать страдания земной жизни".

У каждого из нас есть ощущение своего места. Мы не о том месте, которое дано нам по праву рождения, характеру воспитания и дальнейшей социализации. Это "место" не опредмечено и топологически не обнаружено. Его сущностная форма скорее напоминает неуловимый аромат, которым пропитан каждый момент нашего настоящего. Потребность в этом неуловимом "аромате" требует отречения от обжитого и комфортного места, т.е. привычной самоидентификации, жаждет самостоятельного поиска, одиночного вопрошания, безутешного отчаяния и личного озарения.

У некоторых поиск этого "места" начинается с момента сознательного выбора, с отречения от всего того, чем был до этого момента обусловлен и предопределён жизненный путь. Других инициируют в этот поиск трагические обстоятельства жизни, лишая привычных форм эго-существования. Но вне зависимости от способа подобные искания в итоге приводят нас к более ясному пониманию своей истинной природы, изменчивости мира в целом и нас самих, как его частностей. Сидхартха скажет об этом: "И вот покинул я родной дом свой ради бесприютности и стал странником, взыскующим блага истинного на несравненном пути высшего мира".

Любая попытка овеществить духовное содержание существования в предмете, символе, ритуале, слове демонстрирует желание схватить и удержать мимолётное ощущение смыслонасыщенности человеческой жизни. И одновременно доказывает бессилие, пусть даже претендующей на совершенство, формы или теории дать человеку в готовой форме конструкты в виде "вопрос-ответ", "запрос-ритуал", "этап-инициация". После изучения всех существующих тогда философских систем Гаутама понял, что они не дадут ответа на мучивший его вопрос. Каждый раз, изучая учение и превосходя учителя в глубине понимания, он уходил, не вовлекаясь в возможные игры "духовного Эго".

В конце концов, он обратился к практикующим йогам, а затем уединился в джунглях для ведения аскетического образа жизни. Доведя себя до предела истощения, он понял, что должен существовать другой путь. Не понимая, о каком пути говорит Будда, соратники покинули его. Оставшись в уединении, Сидхартха просидел под деревом бодхи всю ночь. Его борьба той ночью описана в виде хроники в сутрах пали. Он боролся против сил, которые вызывало его сознание для отвлечения от цели его размышлений. Он боролся с силами страха, страстного желания и разрушения, с тягой к прошлому. Но он был непоколебим в своём желании понять. И на рассвете он вдруг все понял. Он был просветлен.

Будда является для нас, прежде всего, образцом человека, предельно честного и целеустремлённого в своём желании найти ответ на коан своей жизни. Несомненная заслуга Будды в том, что он показал возможность постижения истины благодаря самостоятельным усилиям человека. В связи с тем, что его цель была огромна и предельна чиста, он избежал двух опасностей духовного искателя: опасности духовного нарциссизма и неспособности интегрировать духовный опыт в повседневную жизнь.

Будда — образец дерзости и вызова представлениям мира о значимости материальной и социальной реализации. Спокойная простота, с которой он бросал этот вызов, достойна восхищения. Подобное возможно лишь при глубокой внутренней устремлённости, когда внешнее не является преградой, т.к. воспринимается по своим масштабам в сотни раз меньше поставленной задачи.

Гаутама — образец внимательного и дисциплинированного ученика, который впитывал учения того времени, максимально отдаваясь предлагаемым текстам и практикам. Его уважение к учителям и одновременно безучастность к авторитетам позволило проложить свой Путь, не омрачённый предательством или обидами.

В истории религии Будда был единственным, кто не провозглашал себя богом или богочеловеком, не был пророком или боговдохновенным учителем. Он задал вопрос Бытию будучи человеком, вырвал этот ответ у Бытия оставаясь человеком, говорил о возможном Пути не-страдания для каждого как человек и умер человеком. Что может быть большим доказательством его проникновения в пространство четырёх драгоценных состояний сознания: равностности, радостности, сострадания и любви — как не этот факт полного принятия своей "человечности" без попытки "улучшить качество природы" или хотя бы "возвысить положение"?!

С точки зрения буддизма, духовный кризис — это способ обнажения первоначальной самости человека, снятие защитного механизма под названием "личность" или "я". В связи с тем, что даже наше рождение является актом страдания, а к моменту зрелости наше я — это мощный защитный механизм от боли, рождающейся в процессе жизнедеятельности, духовный кризис является естественным процессом разотождествления с этим механизмом и прояснением истинной природы реальности как постоянно меняющихся форм нашего восприятия.

В случае с Буддой мы видим, как духовный кризис явился катализатором нового видения и максимального раскрытия потенциала личности. Он стал ключом для проникновения в пространство духовной реализации. Да, безусловно, психология западного обывателя воспротивится именно такому пути — бескомпромиссному и отчуждающему всё личное. Но именно этот факт является одной их характеристик духовного кризиса — состояние глубокой временной и пространственной трансценденции индивидуального сознания человека.

Духовный кризис для Будды явился одновременно зовом и вызовом. Он спровоцировал активность личности для поиска ответа на вопрос вечности. Что примечательно, это был пример индивидуального поиска в полной изоляции с выходом в позитивную психическую интеграцию на новом качественном уровне проживания бытия. Нам также представляется важным, что этот выход произошёл через кристаллизацию прожитого опыта Шакьямуни в творческий акт мирового значения — создание учения о пути нестрадания. По сути, он предложил индивидуальную стратегию работы с духовным кризисом.

Как? Именно Будда говорил о том, что теория и практика должны идти вместе рука об руку. Что толку в философствовании, если жизнь не наполняется светом мудрости, сострадания, доброты и осознанности? Каждый человек в состоянии приблизиться к пониманию себя, максимально раскрыть свой творческий и духовный потенциал, если сделает первый шаг. На практике.