Стимул жить

На тему смерти и конечности всего сущего написано немало хороших книг, для меня это показатель интереса авторов к этой теме.

Мой интерес вызван тем, что, как мне кажется, актуальность настоящего времени такова, что темы внезапных смертей в результате катастроф, кровопролитных войн, и вопросы ценности жизни конкретного человека возникают почти постоянно, плюс сама тема смерти, смертности вообще, конечности всего и моей смертности в частности, беспокоит и интересует меня лично с некоторых пор, и до настоящего времени я продолжаю искать для себя ответы на вопросы.

Впервые я посмотрела на эту тему с точки зрения психологии благодаря докладу (монографии) Зигмунда Фрейда "Мы и смерть". После этого доклада были ещё книги Ирвина Ялома по этой теме и многие другие, но первое впечатление — самое сильное. В этом докладе я нахожу несколько интересных для меня мыслей и идей. Автор проводит сравнение к отношении к смерти между первобытным человеком и его современниками, и обнаруживает, что и тогда, и ныне человек в глубине своей души не верит в собственную смерть. Смерть врага мы признаём и даже желаем её, но смерть собственная невообразима и невозможна для нас.

Впервые с чьей-то смертью я столкнулась в раннем подростковом возрасте, когда, достаточно внезапно, умер один из моих родственников. Всё моё переживание его смерти и собственно ритуала захоронения сводилось к ощущению себя "какой-то не такой" и чувству стыда, поскольку я никак не проникалась общими рыданиями и страданиями. На фоне общего горя я казалась себе человеком с каменным сердцем, и всё время прислушивалась к себе: шевельнётся ли хоть что-то во мне, хоть малая печаль в ответ на произошедшее горе. Когда же умерла после тяжёлой и долгой болезни моя мама, помимо затопляющего меня горя я обнаружила странное впечатление. Вот это тело, что было когда-то моей горячо любимой мамой, глубоко близким мне человеком, сейчас оно лежит в центре комнаты, и оно совершенно чужое для меня. Я долго проживала свою работу горя, мне многое удалось понять про себя в связи с этой большой утратой, но вот это странное ощущение чужого, абсолютного чуждого мне тела не давало мне покоя. Пока однажды я не поняла. Это отчуждение — след моего личного страха смерти. Не только это, в этом было ещё и неверие в её смерть, но и страх смерти вообще и страх собственной смерти. И здесь мне очень близка идея Фрейда о том, что "наше бессознательное в нас не верит в собственную смерть. Оно вынуждено вести себя так, будто мы бессмертны".

Смерти боятся, не верят в неё, отрицают её, над темами смерти шутят, острят, и есть целое направление юмора — "чёрный юмор". И в этом я тоже вижу невозможность признать, что для каждого конкретного человека она вполне реальна как факт. Фрейд отмечает в своём докладе: "Есть категории шуток, называемых циничными, причём они относятся далеко не к самым худшим и не к самым плоским. Открою вам, что тайну таких шуток составляет искусство так подать скрытую или отрицаемую истину, которая сама по себе звучала бы оскорбительно, чтобы она могла даже порадовать нас. Такие формальные приёмы понуждают вас к смеху, ваше заранее заготовленное мнение оказывается обезоружено, а потому истина, которой вы в ином случае оказали бы отпор, украдкой проникает в вас. Например, вам знакома история про человека, к которому в присутствии компании знакомых вручили траурное извещение, а он, не читая, сунул листок в карман. Разве вы не хотите знать, кто умер, спрашивают у него. Ах, какая разница, — гласит ответ, — в любом случае у меня нет возражений… Это циничные шутки, и они бы не были возможны, если бы в них не сообщалась отрицаемая истина. Как известно, в шутку можно даже говорить правду".

В более зрелом возрасте тема смерти вернулась ко мне, когда мой 4-хлетний (к тому времени) сын стал задавать вполне закономерные его возрасту и этапам развития вопросы "а мы что все умрём?", "и даже ты? И папочка? А я?". Я совершенно искренне полагаю, что мне повезло к тому времени прожить темы смерти близких людей со своим терапевтом, и я смогла без слез, страха, истерик, отрицаний, избеганий поговорить с ним об этом.

Сегодня, мысли о конечности всего сущего и меня в том числе, являются для меня самым мощным стимулом жить. И ощущать и переживать сущее в настоящем. В докладе "Мы и смерть" я нашла ещё одну близкую и ценную для мысль Фрейда: "Я говорю, что жизнь теряет содержательность и интерес, когда из жизненной борьбы исключена наивысшая ставка, то есть сама жизнь". Я ловлю себя на мысли, что иногда я тоже живу так, как если бы я была бессмертной, как если бы моя жизнь никогда не прервётся и всё то многое, что я себе нажелала и намечтала, я ещё непременно успею, что и завтра ещё будет день, и все мои любимые друзья и близкие будут рядом. Тогда на память приходит один из эпизодов моей жизни: после маминых похорон я открыла шкаф с её одеждой, и обнаружила там несколько её совершенно новых красивых платьев с необрезанными бирками, она, вероятно, берегла их "на лучший день", "на особый случай". Вот этот момент возле шкафа с её платьями в руках был очень сильным впечатлением для меня. Никакого "лучшего дня" может и не случится, жить можно только сегодня.