RSS
Мы в ВКонтактеВсе случайные события в жизни не случайны. Вот как раз по такой не случайности встретились как-то Воробей и Колибри. Времени у них было много, и они разговорились о своей жизни, о судьбе и о мире в целом.
Колибри рассказывала о солнце, радости, красоте и благоухании цветов, о том, как тонко она чувствует запахи и нотки цветов и цвета. О том, что жизнь прекрасна!
И сколько счастья она испытывает паря над цветком и вкушая его вкус. Что в мире столько тепла и света, и он бесконечен. О том, что в жизни нет повода для уныния и разочарования, ведь цветов очень много.
А ещё, что много людей, которые улыбаются, радуются при встрече с ней и угощают её сладостями. А когда хотят сфотографировать, то могут ждать её сидя без движения по несколько минут. "Жить очень весело!" — говорила Колибри.
Воробей слушал её, раскрыв клюв, и не мог представить себе того, что люди на его помойке, откуда он родом, могут ждать его со сладостями на руке, замирая при этом от удовольствия.
В его мире всё было совсем не так. Он родился и вырос на окраине небольшого городка, на свалке бытовых отходов.
С самого рождения видел вокруг мусор, драки за более свежую корочку, пьяных людей, большие ревущие машины, мальчишек с рогатками и капканами, которые ради своего удовольствия устраивали охоту на него и других жителей свалки.
В результате такой охоты Воробей сильно повредил себе лапу и сейчас не очень уверенно сидел на тоненьких веточках.
На свалке много птиц — и ворон, и воробьёв было травмировано, у кого крыло, у кого лапа, поэтому считалось, что если ты можешь летать, то всё нормально.
Далеко от своей свалки Воробей не улетал, потому что "там" было ещё хуже, так говорили его родители. Он научился приспосабливаться к своему месту жительства и даже получал удовольствие, барахтаясь с братьями в песке, под лучами весеннего солнца.
И, когда Колибри рассказывала о солнце и тепле, что-то ныло у него в груди. В этот момент он вспоминал, как после сильных морозов пробирался сквозь замершие тела своих собратьев, которые остались под листом шифера, служащего им укрытием от холода и дождя.
И он понял, что это ощущение ноющей боли всегда с ним либо настолько давно, что он не помнит другого состояния.
А Колибри всё говорила и говорила о том, что мир прекрасен и чудесен.
Воробья просто заворожили эти рассказы, он слушал её и молчал, а перед глазами пролетали картины детства и всей его жизни.
Мысленно он представлял себе тот прекрасный мир, в котором живёт Колибри, но не мог представить себе и половины всех красок, о которых она говорила.
Колибри увидела его растерянный вид и спросила: "Что тебя смущает? Почему ты так напряжён?".
И Воробей рассказал ей о своей жизни, о том, как он живёт на своей помойке. Колибри слушала его очень внимательно, а потом спросила: "А почему вы только говорите, что нужно помыть Ке, и не моете её?"
— Не понял?! — сказал Воробей.
— Ну, ты всё время говоришь: "Помой Ке".
— Помойка — это свалка мусора! Это то место, куда выбрасывают всё ненужное! — возмутился Воробей.
— А я подумала, что нужно помыть Ке. Ведь если её помыть, она, наверное, будет добрее к вам, и тогда многое изменится, — робко произнесла Колибри.
Воробей впал в ступор и замолчал, Колибри села ближе и обняла его. В этот самый момент Воробей зарыдал, издавая звериный вой и рёв. Колибри плакала вместе с ним, при этом наполняя его своей любовью.
Открыв глаза, Воробей не осознавал, сколько сейчас времени, и даже какое время суток, понятно было лишь то, что он уснул, и последнее, что он помнит, это то, что он не мог остановить свои рыдания. Было одновременно приятно от объятий Колибри и очень стыдно за то, что он ревёт, как мальчишка.
Да и мальчишкой он себе не позволял проявить такую слабость. Но этот рёв шёл из такой глубины, что Воробей не знал, как его остановить, а иногда даже ловил себя на мысли, что не хочет больше держать в себе "это".
Казалось, что мысли и эмоции просто молниями пронизывают не только его черепную коробку, но и всё тело. Одна эмоция сменяла другую, они смешивались, бурлили и взрывались во всём его существе.
Злость на себя и своих близких смешивалась с разочарованием и ненавистью, ярость и стыд заставляли взять себя в руки и замолчать, но картинки из солнечного рая накатывали новую волну слёз и никчёмности.
Мозг кричал: "Не верь! Этого нет! Ты не видел! Так хорошо быть не может!". Сердце скулило: "А вдруг есть!".
И перед глазами опять картинка из детства.
Воробей уже чувствовал себя подростком, видел, как ведут себя собратья чуть старше него, он уже гордился тем, что они допускают его в свой круг общения. Единственный момент, который ему не нравился, это то, что всегда были воробьи, которые попадали под шквал насмешек и пинков. Но это была система устоявшаяся веками.
Как-то раз Воробей наблюдал за Синичкой, которая появилась на окраине их свалки. Он смотрел на неё пристально, она тоже смотрела не него и не улетала. Воробью очень хотелось поговорить с ней, но у них это было не принято. Желание узнать что-то новое было сильней, и он стал медленно приближаться к Синичке. На его удивление она не улетала.
Подлетев ближе, Воробей увидел, что у неё уставший и грустный вид. Ему было очень интересно узнать о том, что произошло, но спрашивать было неловко и даже страшно, чтобы не спугнуть её. И он спросил: "Хочешь есть?", — она ответила: "Да, хочу". А голос был таким тоненьким и робким, что Воробей даже улыбнулся. И эта улыбка шла из его груди, из сердца.
На соседнем дереве у него был спрятан кусочек сала, и он быстро его вытащил из под коры. Сало упало на подмороженную землю, и они вместе стали его клевать. Кусочек был маленький, и, когда они его клевали, то часто сталкивались клювами, и сначала они замирали и извинялись, а потом стали смеяться и бодаться.
И тут воробей услышал гогот его собратьев, они летели к ним и громко выкрикивали насмешки в их адрес. Воробей хорошо знал своих друзей и предполагал, что сейчас будет с этой Синичкой. Синицы всегда были для братвы, как красная тряпка для быка.
Воробей крикнул: "Быстро улетай!". Синичка юркнула за дерево и спряталась в сухой траве. Хорошо, что спряталась, подумал Воробей, в небе они бы её догнали.
Разговор с братвой был не очень длинным, со всех сторон летели колкости. Упрёки в предательстве, любое слово в ответ выставлялось на общее посмешище. А дальше, по отработанной схеме, наказание, чтобы не повадно было другим. Воробей был не робкого десятка и не давал себя в обиду, пытался отбиваться и защищать себя, но численное преимущество было не в его пользу. Били его до тех пор, пока он не потерял сознание.
Очнулся он через пару часов, всё тело пронзала боль, и, казалось, что даже уцелевшие перья болят.
Мама сказала: "Ну, ты вообще… Не ожидала от тебя такого!". Отец сказал: "Ещё раз узнаю, убью сам!".
Оказалось, что своим поступком Воробей оскорбил всю семью, и как теперь смотреть соседям в глаза, говорила мама. Братья хихикали и переглядывались, кто-то молчал, но пытался угодить отцу говоря, о том, что другие себя так не ведут. И только одна сестрёнка, которая разговаривала очень мало и считалась странной в семье, молча смотрела и украдкой вытирала слёзы.
Несколько дней воробей не мог летать, и всё это время сестрёнка приносила ему капельку воды и молча сидела недалеко от него.
Воробей не понимал, почему ему так тепло возле неё, тепло не снаружи, тепло внутри. Иногда они сидели рядом, близко прижавшись друг к другу. Она о чём-то молчала, а ему казалось, что он слушает, о чём она молчит. В ней было что-то такое необъяснимое и в то же время понятное.
Вскоре после этого случая её съел кот, некоторое время, не долго, в семье говорили о том, что странно, зачем она туда полетела. И только Воробей понимал, что она сделала это специально.
Открыв глаза, он увидел спящую рядом Колибри и вспомнил о своей истерике, ему было неловко за проявленные чувства, но и одновременно было ощущение чего-то другого, чего-то нового в его теле, несмотря на то, что всё его тело, все косточки и перья ныли от всепоглощающей боли, как после того избиения.
Воробей понимал, что никакого физического воздействия на него не было, но почему же так сильно болит тело, это было загадкой.
Он вспомнил разговор с Колибри, на глазах выступили слёзы, Воробей сильно сжался, зажмурился и очень обрадовался, что Колибри спит. Тело ломило, и он быстро погрузился в сон.
Колибри проснулась очень большой и тяжёлой, было ощущение, что её тело распирает от той информации, той боли, которую она впитала в себя. Её душа рыдала и кричала! Такого состояния у неё никогда не было, ей казалось, что вокруг неё кто-то приглушил свет, и все краски стали на два тона темнее. Ей казалось, что она постарела.
Она смотрела на Воробья, и её сердце сжималось от боли и рвалось на куски, она не понимала, как он смог пережить всё это? И как теперь жить ей? Как теперь веселиться и радоваться, если совсем не слышно колокольчика, который пел в её сердце.
Какой пустой и бессмысленной ей показалась она сама и её жизнь. Но при этих мыслях что-то сопротивлялось внутри и кричало — не смей так думать!
— А о чём думать? Задавала она сама себе вопросы… Почему так устроен мир?! Почему есть место для такой жестокости? Почему, почему, почему???
В её голове кружились тысячи вопросов, ответов на которые не было.
Колибри заполняла боль и какое-то странное, не понятное ей чувство, а скорее несколько чувств, от которых хотелось сбежать, но они были глубоко внутри.
Она смотрела на то, как Воробей спит, его тело вздрагивало, и с каждым выдохом он издавал стон, тихий, но очень глубокий.
Она говорила себе: "Это не твоя жизнь, это его! Каждому своё! Нужно радоваться, что у меня всё хорошо"… Но это не помогало, было ощущение, что внутри неё кто-то умер, и от этой мысли её тошнило.
Она вспоминала начало разговора с Воробьём о том, как она рассказывала ему о своей жизни, и ей стало стыдно за свою глупость и ветреность, как она могла быть такой глупой?!
Перед газами проносились какие-то картинки из жизни Воробья, о которых он не рассказывал, она испытывала очень странные эмоции и чувства при этом. Что с ней происходит? Откуда эти чужие мысли?
Откуда эти странные и страшные картинки? Слёзы текли из глаз, а внутри всё смердело и ныло. Она закрыла глаза, сжалась в комочек и под стон Воробья стала проваливаться то ли в сон, то ли ещё куда-то…
Картинки всё мелькали и мелькали, и уже невозможно было разобрать слова и действия, состояние было похоже на бред…
Оказалось, что спали они почти сутки. Во сне Колибри вскрикнула, и они оба проснулись.
Колибри попыталась улыбнуться Воробью, но это была уже не та улыбка. Она сказала: "Всё будет хорошо", — только она сама теперь не понимала, что это значит — хорошо.
Обоим было стыдно и неловко, было ощущение наготы. Это и сближало, и одновременно смущало. Оба понимали, что они стали другими. А какими, это ещё предстояло узнать. У каждого в голове были только вопросы. Они взрывали мозг, но при этом говорить не хотелось.
Пришло время прощаться, и они оба немного обрадовались этому. Крепко обнялись и попрощались.
Попрощались не только друг с другом, но и с собой, с тем прошлым собой, которыми они были два дня назад.
Расстались они с чувством глубокого похмелья, и вопросы, вопросы, вопросы…
Было ощущение того, что они перемешались, понимание, что так жить, как они жили раньше, нельзя, но как теперь жить, не понимал никто. Ощущение пустоты и наполненности одновременно формулировало всё новые вопросы.
Вернувшись домой, на своих собратьев Воробей смотрел совсем другими глазами, ругань, колкости, называемые шуткой, постоянное соперничество и подтверждение своей силы, перед другими.
Всё решает сила! К такому выводу он пришёл после той самой драки, когда сначала ему казалось, что от него отвернулся весь мир! А потом пару недель спустя, когда он смог самостоятельно передвигаться, братва сказала, что он сражался как герой, и только потому, что он не зассал, его уважают. Тогда он решил, что для того, чтобы тебя уважали, нужно быть жёстким, жестоким и сильным. Это главное.
То отчаяние и не понимание, которое осталось в нём, сжалось, спряталось куда-то и всё время ныло, но Воробей уже не понимал, что это за чувство. Когда ему было тошно, он всегда находил этому объяснение. Плохая погода, скучно, кто-то что-то сказал, вокруг одни… И вроде бы всё, как у всех, а иногда даже лучше, чем у других, но всегда было место быть недовольным собой.
Сейчас, когда внутри всё непонимание вырвалось и заполнило его, когда казалось, что перемешались все органы в теле, и было не понятно, где он, кто он, и есть ли он.
Всё происходящее вокруг казалось глупым и бессмысленным. Потом становилось жалко и себя и других, следом накрывала злость и крик своей голове: "Соберись тряпка!". Но казалось, что в голове кроме боли ничего нет!
Устои и принципы, по которым он жил раньше, сломались…
Он смотрел вокруг и видел всё совсем другими глазами, видел грязь, вонь, брань, и слова Колибри вертелись в голове: "Может, нужно её помыть?". Помыть он понимал буквально, никаких других значений у этого слова в том хаосе, что был у него внутри, для него не было.
И он громко сказал: "А вы не хотите убрать вокруг? Помыть, почистить? Посмотрите, в какой грязи мы живём!". Воцарилась тишина, несколько секунд все молчали, а потом кто-то язвительно крикнул: "Ты что рябины переел?". И все начали ржать, ёрничать и кривляться.
Чем громче стоял их щебет, тем больше подкатывала тошнота. Воробей улетел.
Дома, когда мама кричала на младшего братишку: "Дрянь, такая! Чтобы глаза мои тебя не видели!". Он крикнул: "Перестань! Мам, зачем ты говоришь такие слова?! Он же любви от тебя ждёт! Посмотри, как мы живём, в грязи и злости!"
— В грязи?! Да как ты смеешь с матерью так разговаривать! Я для вас всю свою жизнь… ничего для себя… Неблагодарная ты скотина! Отец!!! Ты слышал? Я столько детей вырастила, а благодарности не дождёшься! Мать учить! Да ты… Да на себя посмотри… Доживи до моих лет сначала! Учить меня вздумал!
И голос отца: "Я из тебя сейчас дурь-то выбью! Опять набрался ереси какой-то, сопляк!".
Улетая, Воробей прокручивал фразу, которая въелась в его память — "Доживи до моих лет сначала!". И столько в ней было жути, ещё столько лет вот так! В таком состоянии! Прошло всего несколько дней после встречи с Колибри, а казалось, эта боль вечно с ним, и уже нет живого места на теле, всё тело кровоточит и болит, а больнее всего было внутри в районе груди, там была дыра.
Пропасть, в которую улетели все его устои, правила, его авторитет и его жизнь.
Лучший, когда-то лучший друг, тот, кому он доверял свои тайны и мысли, тот, кто знал о его мечтах и желаниях до той встречи с синичкой, как обычно был пьян. Но это уже было его нормальное состояние, абсолютно трезвым Воробей его давно не помнил. Но напиться и забыться — это сейчас было как раз то, что нужно.
Продолжение следует…
