Плейбэк-театр — мой опыт

Ну, вот я и решила описать не мысли, чувства и фантазии вокруг плейбэка, а непосредственный опыт. Мне не очень хотелось это делать, потому что я уверена, что это только маленькая часть, случайная, крохотный фрагмент возможного опыта. Хотелось подождать первого модуля обучения, которое я же и затеяла. Но, рассказывая людям про этот удивительный театр, я сталкиваюсь с большой долей домыслов и несуразностей. Поэтому решилась описать свой кусочек паззла.

Надеюсь, что кому-то этот рассказ поможет принять решение, идти на первый семинар или нет. Оставаться на весь курс или нет. Почувствовать, хочет ли он быть актёром или просто получить некоторые навыки для жизни. Хочет уйти после семинара навсегда или будет приходить на интервизии и с нами веселиться от души, развиваться и постигать этот непостижимый мир через призму спонтанного переигрывания жизненных историй.

Дело было так.

Я приехала на гештальт-конференцию в Хабаровск с целями познакомиться с сообществом людей, поднимающих те же вопросы, что я. Вопрос был такой — "как войти в общество и не потерять себя", то есть практического поиска баланса, места в группе, сотрудничества и помощи другим людям в этом. Обычная такая имиджмейкерская задача. Там я нашла много интересного, а самым последним событием стало посещение открытой репетиции (интервизии) учебной группы хабаровских плейбэкеров.

Я слегка опоздала, дело уже было в некоторой стадии подогретости. И меня окунуло! Ох, окунуло в атмосферу, так окунуло. Мужчина рассказывал довольно обычную историю, как он пришёл в первый класс. Без особых эмоций, обычненько так, обыденно. Ну, пришёл да пришёл. Ну, разочаровался в школе. И тут звенит колокольчик, и девицы в чёрных одеждах выходят по одной и разыгрывают те стороны, которые как-то не особо были заметны. Те эмоции и сравнения, которые звучали тихой музыкой на втором плане повествования. "Ах, школа", — в восторге замирает одна. "Шкоооооллла", — радостно подпевает вторая. Третья сгибается от резкой боли — "меня как будто ударили в живот". "Или по голове", — это четвёртая закрывает голову руками, полная ужаса. Пятая закрывает всю композицию руками, защищая. Звенит колокольчик. У рассказчика кадык сглатывает что-то подступившее к горлу. Выражение лица уже не очень-то обыденное. Над головами в зале как будто прокатывается волна узнавания. Мы все становимся сопричастными. Мы увидели. Мы поняли. Мы все сами были рядом, и в школе, и теперь здесь. У меня перед глазами пролетели лица моих одноклассников, стали понятны их выверты и дразнилки. Вся их боль как будто подсветилась изнутри на карте жизни. И больше не хочется смеяться над их слезами или директорскими выволочками. Вообще я и сама сижу и что-то сглатываю тем же самым движением, что и рассказчик. Будь одна, я бы, пожалуй, и всплакнула тут же.

Дальше истории следуют одна за другой. И эмоции всё такие же — разные, но одинаково живые и доступные. Вот они, наши чувства, все на тарелочке — протяни руку. И не надо никому ничего объяснять. Все видели, все включены в единое эмоциональное поле. И отчего? Да несколько девиц в чёрном что-то такое делают. Как? Я не понимаю. Открываясь сами, открывают скрытые стороны историй. Я ёрзаю на месте, как будто к моему шилу теперь ещё и подключили дефибриллятор.

А актёры на сцене — какие они красивые. Я привычно и профессионально всегда отмечаю, где и как люди начинают звучать. Для меня центральный вопрос — как сделать так, чтобы человек зазвучал из глубины, целостно, полно. Конгруэнтно, что называется. И вот они там звучат, так звучат! Все вместе, и каждый при этом раскрывается в уникальности. Каждого можно разглядывать, как произведение искусства. Их сосредоточенность, открытость, свобода выражения эмоций, непосредственность — всё это как будто высвечивает все движения изнутри, все спектральные линии души. То, что я искала для клиентов. Шмотки, понимаете, только рама. Да, тоже полезная штука и тоже по-своему работает. Но тут её как бы нет, а звучание каждого человека свободно заполняет всю комнату. Я любуюсь чертами лиц, мимикой. Любуюсь тем, что обожаю в людях — гармоничной целостностью черт лица, линий фигуры и внутренних черт, душевного ландшафта. Это удивительно, но эта гармония всегда есть — это самое большое чудо в моей профессии. Когда убираешь лишнее и подчёркиваешь характер внешности, внезапно из ниоткуда начинает звучать душа человека, проникновенно и верно. Необъяснимое, завораживающее откровение. А тут убрали лишнее, а душа каждого прорывается без всякого подчёркивания (не, ну строго говоря, усиление было — у кого причёской, у кого вырезом или отделкой, но я не будут тут утомлять этими деталями. Хотя на эту тему у меня все ходы записаны). И более того, каждый актёр не просто звучит в своё полноте, а отлично сливается с другими — как в спетом хоре. Как они это делают? Я сижу и офигеваю.

Что там я хотела в начале рассказа узнать? Как войти в сообщество и не потерять себя? Ну, вот и ответ, прямо перед носом. Как войти в сообщество и по-настоящему раскрыть себя — вот как звучит ответ.

"Кто хочет попробовать себя на сцене?". И тут я понимаю, что всё не случайно. Не зря я поехала в Хабаровск в чёрном авангардного кроя платье. Не зря я его купила, и оно дожидалось два года, пока я дозрею до входа в общество со своим непопулярным мировоззрением. Что не случайно я пошла не на запланированное "как найти призвание клиента", а на загадочный и не особо привлекательно смотревшийся в программке "плейбэк театр". Да и какие к чёрту мысли. Шило простреливает двухсотсорокпятый заряд дефибриллятора, особой мощности — и я уже сижу на стуле актёра. И не ёрзаю. Я чувствую себя на своём месте. Как потерянная в младенчестве принцесса, вернувшаяся после непреодолимых препятствий в родное королевство. Непривычно, жутковато, но на своём месте, на родном, исконном. Тихий зов, который, наверное, все слышат в глубине своей души, привёл меня к нужной отметке.

Я включаюсь в общую игру, стараюсь не нарушить общую линию — это похоже на встраивание на ходу в звучание музыкального ансамбля. Да, не очень ровно, осторожно, нащупывая. Но какой кайф! Ощущение полёта охватывает меня целиком. Я одновременно наблюдаю всё со стороны — сцену, людей, всю свою жизнь. Себя как единичное человеческое существо и единую человеческую сущность. Выход в центр сцены похож на прыжок в чёрную дыру. Я чувствую под ногами бездну, но невидимые крылья держат меня, держат нас всех. Женщина рассказывает историю — и тоже, о совпадение, школьную. Я как-то особенно остро чувствую всех — и её, и её героев. Мои партнёры чутко вслушиваются, и меня это как будто тоже настраивает на совершенно особенное состояние — одновременно пустое, и натянутое, как струна, как чувствительная мембрана микрофона. Чувство безгранично широкое и очень-очень чуткое.

Похожее чувство испытываешь в свободном падении — я занималась в юности парашютным спортом. Похожие ощущение единства группы описывают те, кто занимаются групповой акробатикой в свободном падении. "И тут я ему глазом говорю — расходимся". "Как это — глазом?". "А там, наверху, всё и так понято. В глаза смотришь — и всё понимаешь". Вот в плейбэке я нечто подобное ощутила. Тебя как будто крепко, но нежно и свободно держат объятия партнёров на сцене. Сонастраивают. Головокружительно ощущение. И бездна, и тут же друзья. Да, да, настоящий полёт в космос прямо в йеллоу субмарин.

Я отыгрываю свою часть истории. Откуда я её беру? А из своей боли. Из опыта, который когда-то был никем не принят, и, наконец-то, я вижу, куда его можно встроить, как предъявить эту боль, чтобы она, наконец-то, заняла своё место в мире. Своё законное место — начала изменять его. В жизни боль часто замалчивается — приличия, неподходящие обстоятельства, самолюбование, то, сё. Много причин спрятать свою уязвимость. А мир от этого не становится лучше, ведь никто и не догадывается, что надо что-то менять. Сигнальный маячок боли был вовремя похоронен, и всё идёт как прежде. А тут — самое место ощутить, что же не так, на твой взгляд. Что цепляет, что было когда-то тобой пережито и как. И этим опытом помочь людям. В истории про несправедливую злобную заведующую, несправедливо унизившую ребёнка, я нахожу и её страх. "А вдруг я и правда дура", — в ужасе обхватываю я руками голову, пытаясь скрыться от всех этих ненавидящих меня людей, осуждающих, от которых нужно непременно бежать на пьедестал, в безупречность и непогрешимость, подальше от ранящего чувства собственного несовершенства. В тот момент я и сама испытываю это чувство — да, мной самой много раз пережитое в детстве, да и позже. Потом кто-то из зрителей отмечает этот момент — что это сильно отозвалось. И это ещё один момент сопричастности, ещё более нежный и насыщающий. Для меня оказывается новостью, что такие пугающие чувства действительно звучат сильно, проникают в других и вызывают даже благодарность за их открытие. Да восторг, восторг, полнейший восторг в итоге!

Да, мы несовершенны, мы вброшены в этот мир внезапно и без нашего выбора, без ориентиров и указателей. Но мы есть друг у друга, мы тянемся друг другу без всяких на то причин, как в последнем эпизоде "Процесса" Кафки маленькие дети, ещё не научившиеся даже ходить, уже протягивают друг другу свои ручонки. И более того, в этом желании контакта чувствуется и нечто большее, нечто предваряющее это желание и предопределяющее его — и это пьянящее чувство прикосновения к подложке мира даёт огромный заряд энергии, доверия и желания жить, раскрываться, творить и познавать.

Плейбэк возвращает театр к тем временам, когда он был близок к целостному ритуалу, работал для единения племени, для поддержки членов племени в трудных непредсказуемых условиях. Он прост, наивен, чист в своей непосредственности. Он куёт настоящий фольклор, пересказывая события на языке вечно радующегося внутреннего ребёнка и умудрённого старца. Он раскрывает наши субъективные реальности, чтобы из них мы могли прямо на ходу собирать общую добрую реальность, в которой каждому найдётся уютное место около соседа.

В общем, я захотела иметь эту сокровищницу недалеко от дома. Чтобы получать постоянную поддержку в жизни и возможность непосредственного самовыражения. Чтобы иметь место, куда приходят искренние и чуткие люди, мои единомышленники и друзья — долгожданные братишки и сестрёнки. Чтобы иметь место, где можно посмеяться и поплакать свободно над всем, что только не выкинет этот мир, и понять, что выкидывает он какие-то многогранные и очень даже взаимосвязанные вещи. Я сделала кучу вещей, невозможных для меня до этого. Организовывать? Договариваться? О, да, это даже приятно, когда дело стоящее. Всё это время я как будто летела на крыльях. Если бы я не делала всё возможное, я бы просто взорвалась или утонула в отчаянии. Теперь многое зависит уже не от меня. А я пишу этот рассказ и надеюсь, всё получится до самого конца — будет и труппа, и спектакли, и радость сопричастности для актёров и зрителей.

Надеюсь, у меня получилось передать что-то из атмосферы этот удивительного театра. Я не знаю больше вида искусства, которое даёт такую сильную отдачу при столь малых затратах. Модульное обучение и встречи раз в неделю (и можно не каждую даже неделю) — для занятого человека порой единственный возможный график. Оплата обучения (если раскидать на всё время) меньше, чем месячный абонемент в спортзал. Подходит любое достаточно просторное помещение с несколькими стульями, а весь незатейливый реквизит умещается в рюкзаке. Простая одноцветная одежда и повседневный облик. И всё это — работает, погружает в волшебные измерения, даёт чувство очищения и сопричастности. Помогает людям в их заботах и облегчает ношу жизни. Всё это — настоящее искусство, творимое живым непосредственным чувством.