Можем ли мы научиться любить?
486
0
0
486
0
0
Возможно ли это? Научиться любить? Бывает ли такое? Не-а. Ну, хоть чуть-чуть? Нет. Ну, а так, чтобы больше симпатизировать кому-то? Ага. Получается, и любить можно научиться? Нет.
Чему мы можем научиться во взрослом возрасте? Как собрать компьютер, починить двигатель, подстричь газон и так далее. Но любить? Здесь мы путаем две наши части, которые часто прямо противоположны друг другу. Обучение происходит на высшем, мозговом уровне; здесь нет речи о чувствах. Не забывайте: мозг не способен чувствовать, и не нужно от него этого ожидать. Он может интерпретировать, объяснять чувства и облекать их в слова до умопомрачения. Но когда наплывают чувства, этот верхний уровень уходит. Место любви — глубоко в мозгу, и она не нуждается ни в языке, ни в обучении. На самом деле она невосприимчива к обучению. Чем больше мы штудируем науку любви, тем менее любящими мы становимся. Можно весь день твердить фразу: "Я люблю тебя", — но это плохая замена объятиям, поцелуям и радости при виде друг друга.
Солдат учится подчиняться приказам, не думая. Чувства бы всё испортили, и мы бы не могли больше убивать. А зачем нужно подчинение? Затем, что оно блокирует чувства. Женщина, которую обнимают и целуют, вряд ли будет часто сетовать: "Ты никогда не говоришь, что любишь меня". Это просто говорилось на языке любви. Любовь источается через кожные поры. Если что и можно освоить, так это мотивацию, готовность трудиться и учиться. Это происходит в любящей среде. Те учителя, которые трепали меня по плечу или обнимали меня — это люди, у которых я действительно чему-то научился. Таким образом, я в совершенстве овладел испанским языком и навыком печатания, и после 12 лет обучения в четырёх университетах к этому мало что прибавилось. Я многому научился у тех, кто называл меня по имени, интересовался моим самочувствием и делами. Так что, мистер Рейган, дело не в чтении, письме и счёте. А в доброте, щедрости и интересе со стороны тех, кто учит; кто оказывает поддержку и выражает одобрение. Кто любит учить и любит своих учеников. Школа — это не армия, и "армейский ум" — это понятийное противоречие… оксюморон.
Большой урок о воспитании детей преподала мне моя собака. Она научила меня тому, что такое любить, и как это важно. Я воспитывал её в духе полной свободы, и при этом она не отходила от меня ни на шаг. Поэтому я брал её с собой на сеансы терапии. Она слышала плач и лизала пациентов, которые потом разражались рыданиями и криками — настолько тонко она чувствовала их состояние. Когда нас любят, у нас развивается чувствующий интеллект, и мы учимся тонкостям, музыке, искусству, доброте, эмпатии и любви — и это большая наука. Здесь начинается подлинное обучение. Вот почему большинство моих магистров не могут научиться вести терапию, хотя в теории они знают ответ на каждый вопрос. Они не могут ощутить, что чувствует пациент; они не знают, когда в ходе сеанса делают верный или неверный шаг. Они не понимают, когда нужно перестать давить на пациента (в попытке вывести его на уровень чувств, хотя уже произошёл перегруз и надо остановиться).
Как мы учимся любить? Как мы учимся быть хорошими терапевтами? Мы не делаем этого специально. Когда мои дети были маленькими, они проходили мою терапию, и это сослужило им хорошую службу. Обзаведись они одной лишь учёной степенью, думаю, чувства были бы из них выхолощены. Первичная терапия — это искусство в рамках науки. Нам нужно понимать тонкости в сочетании с научным видением мира. Не одно или другое, а оба сразу, сложенные в одно восприятие; целостное терапевтическое восприятие.
Итак, мы знаем, что происходит внутри пациента, как в чувствующей, так и в интеллектуальной части. Однако, увы, среди нас встречаются высокоумные терапевты, которые без конца беседуют с пациентами, сокрушая их чувства и лишая их всякой возможности обрести душевное здоровье. Ведь нельзя стать здоровым только на уровне головы — оздоровиться должна вся система целиком. Но умствующие терапевты довольствуются тем, что лечат пациентов на уровне интеллекта, на уровне мыслящей части. Чувствующая, сексуальная, творческая часть остаётся на обочине, не учитывается. Ох уж эти умники, напичканные знаниями об истории и литературе, которым при этом неведома их личная история, история их собственной жизни.
Я бы хотел перекроить программу обучения, включив в неё такие предметы, как эмпатия, прикосновения, объятия и доброта. Я бы убрал всю статистику и графики и сосредоточился бы на личности самого терапевта; помог бы ему понять, как складывалась его жизнь, как она зарождалась, и как это на него повлияло. Я бы предложил ему пройти курс первичной терапии, чтобы понять, чем можно помочь другому человеку. И знаете что? Совершенно бесплатно. Я считаю, что медицина и терапия не должны стоить денег. Мы же платим налоги. На таких вещах нельзя наживаться. Я годами пытался предложить свою терапию нескольким правительствам. Как-то мы с сыном были на встрече с министром здравоохранения Англии, где я изъявил готовность поделиться своим методом. Он выкурил трубку, глубоко вздохнул и сказал: "Посмотрим, так ли я вас понял. Вы владеете методом психотерапии, который помогает, готовы передать его на экспертизу нашим специалистам, и всё это совершенно бесплатно?" После чего мой 12-летний сын сказал: "Пап, пошли отсюда, пока не поздно". Что мы и сделали.