"Мама, я живой!" Или обслуживание маминого страха

Каждый человек, приходя в этот мир, несёт на себе своё собственное, пришедшее от родителей и пришедшее из рода.

Нередко на консультации за озвученными человеком проблемами можно увидеть-услышать слова, обращённые к маме: "Мама, я выжил! Я живу! И ты живи!"

Когда мама долго не могла зачать, и/или всю беременность была угроза жизни ребёнка. Когда ребёнок был нежеланным для мамы и/ или её ближайшего окружения. Когда ей всю беременность приходилось отстаивать своё право стать мамой этого ребёнка и дать ему жизнь.

Когда у мамы уже были потери детей. Рождённых или замерших в её утробе. Когда ещё не рождённого ребёнка нагрузили слишком большими ожиданиями, в первую очередь, связанными с любовью и нужностью. Когда мама сама была рождена при таких исходных данных.

То ребёнок неосознанно снова и снова вынужден доказывать маме и миру, что он не умер, он жив. Ведь мама, прожившая в тревоге и страхе за жизнь своего ребёнка всю беременность или её часть, зачастую продолжает нести этот страх и дальше.

Она часто проверяет, дышит ли ребёнок, здоров ли, жив ли. А так как контакт с самой собой слабый, то женщина сама себе не верит, и действия повторяются вновь и вновь.

Она становится гиперопекающей и/ или вскоре после родов уходит в депрессию или депрессивное состояние. Нередко сопровождающееся другими, словно бы вдруг, проявившимися заболеваниями. Ведь она просто не справляется с тем, что происходит в её психическом пространстве.

Она хочет поверить, что её ребёнок живой, но словно бы боится это сделать. Ей всё время кажется, что в любой момент всё может измениться. Она сама становится словно не живой…

А ребёнок?

А ребёнок хочет жить. И хочет, чтобы мама была рядом и тоже живая.

Здоровый ребёнок, пока он совсем маленький, много спит, ест, справляет физиологические нужды и мало бодрствует. И услышать-увидеть на расстоянии, жив ли ребёнок при его здоровье, просто не реально.

И тогда ребёнок, как часть семейной системы, в первую очередь как продолжение своей мамы, начинает болеть. Ведь когда он болен, он кричит, плачет. Ему нужен больший уход. И постоянное нахождение рядом с ребёнком становится обоснованным. Материнская тревога находит удовлетворяющую её саму и её близких причину.

Время идёт. Ребёнок либо продолжает болеть и больше ничем кроме этого не огорчать свою маму. Либо болезни начинают чередоваться с деструктивным поведением и/ или с занятием экстремальными видами спорта.

Не осознавая зачем, ребёнок продолжает нести на себе и обслуживать процессы, происходящие с его мамой. Снова и снова привнося новые причины для тревоги за его жизнь.

Снова и снова доказывая маме, а так же себе, что он живой.

Нередко бывает, что женщина настолько погружена в происходящее, что её жизнь вращается только вокруг ребёнка. Ведь она чувствует себя более или менее живой в зависимости от того, что происходит с ребёнком. И его экстремальные действия помогают не только ему, но и ей чувствовать себя живой.

Если в какой-то момент женщина оказывается не в силах справиться с происходящим, она начинает дистанцироваться от ребёнка. Она блокирует в себе не только страх за его жизнь, но и любовь к нему. Нельзя заблокировать только тревогу или страх. Блокируя одни чувства, мы всегда блокируем и другие.

Наверное, можно самостоятельно выйти из замкнутого круга страха за жизнь ребёнка. Или из обслуживания материнского страха, который в итоге становится собственным. Но я таких случаев не знаю.

Поэтому, чем раньше женщина принесёт свои страхи в терапию к психологу, тем легче будет её ребенку.

А если он уже стал взрослым (не зависимо от пола), то нести то, что происходит, к психологу нужно ему самому. Ведь даже если мама такого взрослого ребёнка придёт в терапию, то её изменения до него дойдут лишь минимально.