То, что происходит сейчас на Ближнем Востоке, в сущности, воспринимается как война двух культур — христианской и исламской. Мы вернулись в эпоху крестовых походов…
Я не хочу рассматривать политическую сторону происходящего. Она всегда была и всегда была грязной. В 1204 году крестоносцы, отправляясь в четвёртый крестовый поход, захватили и разграбили Константинополь. Греки не могли ожидать такого предательства Европы и потому оказались бессильными против собственных союзников.
От этого поражения Византия уже не смогла оправиться и с каждым годом теряла и теряла свои позиции, пока в 1452 году не пала под натиском турок…
К чему поведут новые походы, предсказать невозможно, да и не дело отбирать хлеб у политологов. Меня гораздо больше интересует философская антропология происходящего. Тем более, что именно время крестовых походов (1096–1291) было эпохой взаимного обогащения обеих культур.
Собственно говоря, с самого возникновения суфизма в VII веке, когда он ещё не сложился как часть религиозной практики ислама, а был делом ищущих божественного приобщения аскетов, идёт впитывания суфиями древних знаний, как из различных европейских школ, подобных гнозису и аскетическому православию, так и из предшествующих культур подвергшихся исламизации стран. В частности, очень много было взято иранским суфизмом из манихейства и зороастризма.
Молодой ислам впитывает предшествующую культуру, в частности, и европейскую. А затем, когда в двенадцатом-тринадцатом веках начинается мусульманский ренессанс, арабы возвращают Европе утраченные ею знания. Именно так был сохранён, к примеру, Аристотель.
Большая часть мистических практик иранского суфизма вырастает из откровений пророка, наследия иранского зороастризма и ранней христианской мистики. Это достаточно хорошо исследовано, и я не хочу повторяться.
Но есть вещи, которые стоит обсуждать, потому что они дают надежду на то, что мы могли бы жить в мире.
Что более всего заимствовали суфии из европейской и зороастрийской мистики? Кроме собственно аскетических упражнений, направленных на преобразование сердца, это было, в первую очередь, учение о светах и о световом человеке, который есть в каждом из нас, и в котором ты можешь обрести бессмертие. Учение о светах и световом человеке, считающееся сердцем мистического суфизма, в действительности было тайное тайных и в христианской мистике.
Это значит, что в самой глубине обоих учений есть общее ядро, и потому испытываешь тем большее потрясение от происходящего, чем больше убеждаешься в исходном родстве этих религий ставших.
Но тогда, в XII веке, в одно из самых безжалостных времён, какие только переживало человечество, люди искали, как не утерять общее, заигравшись в политику и раздел земли. И вот в самом конце двенадцатого века на воюющих миров — в Грузии рождается произведение, посвящённое аскезе, построенной на возжигании сердечного огня и раскрытии душевного света.
Это знаменитая поэма Шоты Руставели "Витязь в тигровой шкуре", действие которой происходит, подобно "Путешествию в Страну Востока" Гессе в мистическом пространстве между Индией, Ираном и Аравией.
Мы читали эту вещь в переводах литературных, а значит, читали не то, что хотел сказать Руставели, а то, что думали о нём переводчики. Но читать Руставели надо не литературно, а в пословном переводе.
Я надеюсь, что исследование общих корней наших культур может хоть на горчичное зерно отодвинуть войну, которая снова надвигается на наш дом… Поэтому я, не ожидая поддержки или отклика, намерен опубликовать несколько глав из моей последней книги, посвящённой поиску силы, в который я разбираю мистическую подоплёку "Витязя в тигровой шкуре".
