Дети и арт

Как много я узнала о детях за последние два месяца! Об их страхах и боли, об их одиночестве и тоске. И речь вовсе не о пациентах онкологического отделения детской больницы, а об обычных детях, которые приезжают с родителями, бабушками и дедушками на отдых к морю. Кто-то с мамой и папой, кто-то с бабушкой и дедушкой, кто-то только с мамой или только с папой… Они приходили ко мне в мастерскую, чтобы порисовать, полепить, поплести или сделать забавную игрушку-сувенир.

Как много могут рассказать детские руки! Как много могут рассказать цвета на детских картинах. Я читаю цвета и движения рук, взгляды и позы, я вижу их эмоции в процессе работы и при получении результата. Как много можно узнать о ребёнке. Он никогда не скажет вам, как сильно он боится вас и ненавидит, он стиснет зубы до скрежета, будет щёлкать суставами, выкручивая запястья, грызть ногти и облизывать губы. Он будет доводить вас до бешенства своими навязчивыми движениями, но не скажет вам, как сильно ему не хватает вас, включённого, увлечённого, вовлечённого в него, тёплого, безопасного и родного. Он никогда не скажет о насилии, которому подвергается, чтобы не предать вас. Потому что любит всем своим сердцем. Потому что вы — это вся его вселенная. Да и разве это насилие — просто хранить семейные секреты и никому не говорить о том, что происходит дома, ведь сор из избы не принято выносить. Или, наоборот, будучи уверенными, что оберегаете его, защищаете от боли, вы скрываете правду о его личной истории, об истории его жизни. Вы будете уверены. что он ничего не знает, да и ребёнок тоже так будет думать, но его тело, его руки помнят и знают и все. Он ничего не скажет, но как много могут рассказать детские рисунки!

Я увидела перед собой чёрно-синее месиво и перестала дышать, как будто невидимый кулак ударил меня в живот из самой середины этого месива. Я хватала воздух, пытаясь сделать вдох. Он прятал глаза в пол, не поднимая их на своё полотно, как будто случайно поведал мне страшную тайну. Он готов был тут же провалиться сквозь землю. Его сгорбленная спина и ссутуленные плечики, которые стремились друг к другу, чтобы спрятаться — всё его тело кричало в попытке свернуться и исчезнуть: "Меня здесь нет!". Боль и отчаяние смотрели на меня из этого месива. Как будто я узнала страшную тайну, и он знал, что я знаю… Я просто стояла рядом и дышала, стояла и смотрела на это месиво, пока он не поднял глаза и не посмотрел туда, куда смотрю я. Мы оба смотрели на то, что должно было быть фоном для морского пейзажа, но стало чёрно-синим месивом. Я дала ему яркие краски: жёлтый, красный, оранжевый, зелёный и белый, сделала несколько мазков, и мы нарисовали ночную бухту, раскрашенную яркими отражениями огней прибрежных домов.

Он вернулся ко мне через несколько минут после окончания занятия и ещё два часа просто был в мастерской, делая змея и общаясь с детьми, такими же как и он. А его страшная тайна смотрела на него с мольберта и играла всеми цветами радуги. Он смотрел на неё и улыбался.

Позже он пришёл ко мне плести мандалу, и по тому какие цвета выбирала его душа, с какой тоской и нежность он плёл зелёную нитку, я поняла, какую тайну он нарисовал на своей картине.

Неважно, сколько лет, месяцев или дней было человеку. Его тело и душа помнят всё.