Чёрная сторона Луны

В одном чёрном-чёрном доме, на не менее чёрной улице жил Чёрный Философ. Почему Чёрный? Да потому, что он весь: начиная от одежды и заканчивая мыслями, был чёрным. И на улицу он любил выходить лишь под покровом ночи, чтобы не нарушать стиля и не создавать хаотичности в мыслях. А дружил философ лишь с чёрными трубочистами, судьбоносными кошаками, да траурными процессиями. Вот такой был наш философ. Философия же у него была проста — беречь тот чёрный и, как казалось ему, уютный мир, что он создавал с такой скрупулёзностью. А почему уютный? — Да потому: привык философ к темноте и чёрным краскам так, что даже случайный луч солнца, просочившийся через плотную и тяжёлую чёрную ширму, ослеплял его, больно бил по глазам, заставлял суетиться и волноваться. При этом, бедное сердечко (возможно, ещё пока не чёрное) начинало биться так, что эхом отдавалось в горле и других частях тела. Конечно, это было не больно, скорее дискомфортно, но сбивало с привычного ритма жизни и сеяло в глубине души сомнение и беспокойство. А Чёрному Философу беспокойство было совсем ни к чему: жизнь уже как-то сложилась, "устаканилась", он обрёл покой в бесконечно чёрной депрессии и даже научился жить один (потому как соседи по улице и просто случайные люди обходили такой странный дом стороной).

Но покой его ещё не был Вечным (как ему хотелось): каждое утро, на рассвете, когда философ только засыпал после ночной прогулки, просыпалась молочница, жившая по соседству, и начинала петь, управляясь по хозяйству. А хозяйство у неё было большое: 7 белоснежных коров, 3 чисто белых кошки и с десяток белобрысых гусей, без единого пятнышка. И сама молочница была белокурая, белолицая, в ослепительно белом переднике и чепчике. Каждое утро она брала белое льняное полотенце и, перекинув его через плечо, шла за белоснежным молоком к своей любимой корове Белухе. При этом хозяйская собака по кличке Белка звонко лаяла, что раздражало Чёрного Философа ещё больше. Этот белоснежный сыр-бор длился до обеда — пока все птицы и животные не были накормлены, выгуляны и обласканы. Всё это время философ нервно ворочался в своей чёрной постели с чёрной подушкой на голове, стараясь заглушить песню молочницы и сосредоточиться на своём чёрном сне.

Молочница не делила жизнь на белое и чёрное, она любила "всех и вся" и её совсем не страшил одиноко стоящий чёрный дом соседа, окна которого уже давным-давно заросли многослойной паутиной. Её душа не знала границ, а сердце было наполнено сочувствием к людям, поэтому она, недолго думая, засучила руки, схватила тряпку, налила в ведро тёплой воды и принялась мыть окна соседа.

Каково было изумление Чёрного Философа, когда сквозь густой слой пыли и грязи проник первый луч солнца и солнечный зайчик легкомысленно прыгнул ему на лицо! На мгновение он испытал шок, думая, что ослеп. Пронзительный крик пронёсся по деревне. Философ глухо упал, потеряв сознание. Когда он пришёл в себя, на улице была глухая ночь, лишь молочница светилась белым пятном (она суетилась у печи, заваривая травяной чай).

То ли философ сильно ударился головой при падении, то ли уж ситуация была нестандартной, за долгие годы он почувствовал сильное желание поговорить, а заодно излить свой гнев.

Он говорил долго, горячо и самозабвенно: о разных мирах, которые не должны пересекаться, о своей чёрной судьбе, которая была запрограммирована ещё его прапрапрадедушкой, об обречённости нести этот тяжкий крест и о сильном страхе изменить свою жизнь каплей света. Молочница внимательно слушала его, стараясь подавить улыбку, чтобы сохранить серьёзное выражение лица. Потом, молча, взяла философа за руку, подвела его к кристально чистому окну и показала полную Луну, занимающую, казалось, полнебосклона. И глядя на небо, философ впервые заметил, что оно не чёрное, а тёмно-синее. И что есть звёзды, Луна, а ещё фонари, освещающие макушки деревьев. "Жизнь ни белая, и не чёрная, мы сами делаем её такой, раскрашивая в понравившийся цвет — сказала мудрая женщина. — Это не хорошо и не плохо. Просто так есть, всегда было и будет. Твой путь к свету лежал через темноту. И тебе выбирать: оставаться там или выходить на свет".

Молочница ушла, а философ всё думал и думал, стоя у окна, пристально глядя в небо и следя за игрой света и тени. И мысли плавно текли в его голове: "Что, если его жизнь до сегодняшнего дня, лишь тёмная сторона Луны? Но всё меняется и движется, и вот пришло полнолуние и в его жизнь? И если не впустить свет в свою жизнь, можно остаться навсегда здесь… на тёмной стороне Луны".

И впервые, закрыв этой ночью глаза, философ увидел свет, не ослепляющий, а нежно мерцающий, который ласково разливался по его телу. И от этого было тепло и приятно.